Александр Старокожев был одним из первых, кто пошел в «Легион» - отряд специального назначения краевого управления Федеральной службы исполнения наказаний России. Он много чего умел делать в военном ремесле лучше других, был инструктором по рукопашному бою и огневой подготовке. Старокожев отдал 14 лет службе в структурах УФСИН и МВД. В 2006 году в его судьбе случился резкий поворот. 

Сейчас отец Александр - иерей Знаменского женского монастыря. Кроме монастырских обязанностей, он окормляет заключенных в барнаульских СИЗО. Бывший спецназовец также курирует пациентов краевой туберкулезной больницы для заключенных. «В тюрьме много израненных душ. Заключенные сами ко мне идут. И не за тем, чтобы я им с воли принес передачку, а послушать слово Божье, утешиться», - говорит высокий, стройный мужчина с гривой тронутых сединой волос и крепкими руками.

Боевое братство

- Отец Александр, вы пришли в систему ФСИН в переломное время – в 1992 году. Еще год назад наша страна называлась Советским Союзом, был совсем другой строй. Почему выбрали службу в спецназе УФСИН? Многие вот тогда шли в бандиты.

- В 1987 году меня призвали на срочную службу со студенческой скамьи, из Алтайского политехнического института. Служил в ПВО. Когда в мае 1989-го демобилизовался, летнюю сессию не стал сдавать. Я искал смысл жизни, искал себя в этой жизни, в армии даже Канта читал, на меня как на ненормального смотрели. На службе я почувствовал, что истину можно найти не только в книгах, но и через собственную нравственную практику. Спецподразделения находятся всегда между жизнью и смертью, на переднем рубеже борьбы со злом. А в такие моменты для человека многое открывается, слетает житейская шелуха, ты остаешься лицом к лицу с Истиной. Я чувствовал, что в этой службе скрывается то, что мне необходимо. Еще в школе я занимался самбо, потом рукопашным боем, и когда узнал, что в крае создается спецназ с названием «Легион», загорелся желанием служить там. Вспоминаю себя, 20-летнего романтика, и понимаю, что это был поиск правды Божьей. Захотелось прикоснуться к миру, где нет гордыни, тщеславия, мышиной возни, карьеризма.

- И что же, вы нашли этот мир?

- На самом деле, эти моменты есть везде, даже в церкви. И не будет их разве что в Царстве небесном. Но все-таки в спецназе я нашел много из того, чего нет в обыденной жизни. Ты едешь в боевую командировку и попадаешь в параллельный мир. В мир, где тесно сплелись труд, пот и кровь, в мир, где между людьми возникают братские отношения. Солдатская дружба - это не чьи-то выдумки. Многие ребята возвращаются с боевых действий и через какое-то время их снова тянет туда. Потому что там не имеет никакого значения, какие у тебя внешние данные, какой материальный или социальный статус. Я вспоминаю те командировки, как лучшее время в моей службе.

- У вас их было две. Обе на Северный Кавказ. Обе в роковые даты – 1995 и 2000 годы, разгар первой и второй чеченских кампаний. Что осталось в памяти, как эти выезды повлияли на вас?

- Я еще больше уверился в том, что в мирских, обыденных отношениях много фальшивого, надуманного, залакированного. В последнее время постоянно говорят: после командировок в «горячие точки» требуется реабилитация. Думаю, это немножко надуманная проблема. Меня и не только меня психологические травмы обошли стороной. В Великую Отечественную вся страна несколько лет воевала – всех надо было реабилитировать? Знаете, есть люди, склонные к невоздержанности. Вот они ищут для себя оправданий, повод, чтобы «расслабиться», дать волю каким-то злобным чувствам.

Конечно, были эпизоды, которые не забыть. Однажды потребовалось пересечь под обстрелом парк в Грозном. Приходилось сильно пригибаться, чуть ли не по-пластунски какие-то участки преодолевать. В парке мы увидели сотни убитых мирных соотечественников. Я наткнулся на молодую белокурую женщину, беременную и абсолютно нагую. Голубые глаза были открытыми. В низу живота торчал черенок лопаты… У нас было два сына полка, пацаны девяти и пяти лет. Старший рассказывал: «Папку с мамкой застрелили, дедушку зарубили, бабушка сама умерла». Мы их расспрашивали, как они выжили. Мальчишки лазили в подбитую бронетехнику, брали у погибших еду из рюкзаков. Два месяца так протянули. Научились моментально ориентироваться в любых ситуациях. Мы забрали мальчишек к себе, перешили для них военную одежду. Старший пацан нормальный, а вот младшему не помешала бы помощь психолога. Он вел себя как Маугли. У нас был сводный отряд, один из парней, не с Алтая, усыновил ребятишек. Созвонился с супругой, командованием, и увез их.

- Захар Прилепин, воевавший в Чечне в составе одного из отрядов ОМОН, написал документальную повесть «Патологии». Никогда не возникало желания вот также выговориться по поводу пережитого?

- Нет, мне хватило домашних разговоров. Наверное, потому, что у меня психика человека хладнокровного, способного сохранять трезвую голову в разных ситуациях. Я в отряде был снайпером.

Наследник попа Еремея

- Важнейшие для человека решения могут вызревать годами. Какое событие стало последним камешком? Когда вы сказали: «Все, я ухожу из силовой структуры и буду служить Богу»?

- Камешков, действительно, было много. А последний такой: в поезде один человек подарил мне маленькое Евангелие. Я его закинул под подушку и забыл. На следующий день попутчик вышел на какой-то станции, я лег на полку, машинально засунул руку под подушку, наткнулся на книжечку. Достал ее, открыл наугад где-то посередине – и всё. Как часто пишут – «был как громом пораженный». Каждое слово жгло меня, и как будто выбивалось на каменной плите.

- Приходилось слышать и не раз: люди уходят в монастырь в попытке спрятаться от жизненных проблем и сложностей. Якобы, куда легче с утра до вечера читать молитвы и все воспринимать со смирением, чем лицом к лицу встречать жизненные невзгоды.

- Я сначала служил царю земному, а теперь – царю небесному. Если раньше моя брань была с людьми, одержимыми демонами, то сейчас – с самими этими демонами. Поверьте, внутренняя борьба намного сложнее. Молитвы – большой труд, и не каждый на него способен. Далеко не всем дано быть монахами-затворниками. Не каждого отпускают «в затвор» - человек слабый, неподготовленный может умом помешаться.

Вера дает великую силу. Немало наших предков во времена Киевской Руси служили у византийских императоров. К ним даже не обращались с предложением за деньги предать императора. Потому что они почитали веру своих отцов и жизнь свою отдавали за нее. Дружины с Руси считались самыми надежными. В человеке все благое идет от Бога: доброта, любовь, доблесть, отвага, мужество. А от дьявола – вся нечистота: разврат, обман, малодушие. Если человек проявляет воинскую доблесть, значит, у него дарование Божье, значит, с ним правда, его сам Бог охраняет. Человек же идущий против Бога, ведущий себя низко, не может быть мужественным. Во время командировок на Северный Кавказ я как раз чувствовал правду Божью. Поверьте: уход в церковь – это не проявление слабости, а возможность вести сражение за правду на высшем уровне.

- Слышал, в вашем роду немало священников?

- Я узнал об этом от мамы, только когда сам стал священником. В «Ревизоре» Гоголя есть сцена, где Хлестаков хвастает перед семьей городничего. Восхищенная жена городничего спрашивает, уж не Хлестаков ли написал роман «Юрий Милославский, или русские в 1612»? Хлестаков подтверждает, на что более просвещенная дочь говорит, что роман сей написал господин Загоскин. Так вот: в произведении Михаила Загоскина упоминается реальный персонаж – поп Еремей, родившийся примерно в 1580 году. Это мой предок. Служил он в Покровском храме. В 1612 году Еремей собрал дружину, которая вела партизанскую войну с захватчиками-поляками. После победы над поляками Еремей в честь Георгия Победоносца получил фамилию Побединский. Многие из его потомков были священнослужителями. После революции моих прямых предков выслали в Сибирь. Дед-священник был репрессирован второй раз уже перед Великой Отечественной и погиб в лагерях. Бабушка его долго ждала, надеялась до последнего и только в семидесятых годах после очередного ее запроса пришел ответ: «в списках живых не значится». И смотрите, что получается: после революции в нашем роду на долгое время перестали рождаться мальчики. В двух поколениях были только девочки. Лишь по прошествии сталинского и хрущевского периодов в 1968 году появился первый мальчик. Это был я. И долгое время я ни сном ни духом не ведал, что стану священником. Действительно, Бог выбирает человека.

Сан и оружие

- Что самое сложное для людей, работающих в системе ФСИН? Власть над теми, кто на какой-то срок потерял свободу? Опасность сердечного ожесточения?

- У них, конечно, тяжелая работа. В их подчинении люди, которые по статусу находятся ниже. Это может вредить. Возникает некая привычка власти над людьми, профессиональная деформация.

- Сослуживцы по «Легиону» говорили, что у вас всегда было обостренное чувство справедливости. Какие жизненные несправедливости сейчас вас тревожат?

- Сейчас я успокоился и смотрю на них философски. Многие события не являются по своей природе несправедливыми. Как говорится: «Не было бы счастья да несчастье помогло». Некоторые несчастья случаются для человека во благо. Человек в болезни постигает те истины, которые ему в здравии пришлось бы искать десятилетиями. Он понимает, что такое страдания, начинает со-чувстовать. После войны как было? Если машина у кого сломается на дороге, другие шоферы обязательно остановятся, помогут. А сейчас каждый сам по себе.

Тем не менее меня очень задевает, когда идет поругание святынь – к примеру, памяти матери или отца, уважение к родителям. Когда человек по доброй воле становится богоборцем. Когда он предается разврату, что особенно заметно по масс-культуре.

- При каких условиях вы можете вернуться в спецназ и взять в руки оружие?

- Крещенный человек, если по своему горю он примет другую религию, все равно останется крещенным – просто за свое отступничество ответит перед Богом. Надо мной произошло таинство священничества. Даже если я впаду в грехи, совершу преступления, с меня снимут крест и я буду ходить в гражданской одежде, все равно я останусь священником – эту благодать уже не снять. Священнику по сану нельзя брать в руки оружие – он воюет словом божьим. И боевые приемы мне применять нельзя, пусть даже случится экстремальная ситуация. Но вспомните историю попа Еремея! Если для Родины наступала тяжелая година и оставалась последняя надежда, были случаи, когда священники брали в руки оружие. Они жертвовали благодатью служения – высшим даром, которым их наградил Господь – ради спасения Отчизны.

P.S.

Мы сидели на лавочке в уютном, засаженном цветами дворике Знаменского монастыря. В разгар интервью мой собеседник извинился и быстро пошел навстречу человеку, окликнувшему его. Мужчины крепко, по-солдатски обнялись. «Надо же, - скажет потом отец Александр, - мы с Николаем служили в «Легионе». Не виделись давным-давно, он не в Барнауле живет, про меня случайно узнал у священника в Горно-Алтайске». Николай нашел отца Александра, когда он вспоминал про службу в спецназе. Как тут не подумаешь, что это знак свыше?

Специальный вопрос

- Ваше интервью будут читать не только в Алтайском крае, но и всей Западной Сибири. С каким призывом вы бы хотели обратиться к читателям «Российской газеты»?

- Бог прост. Он сам ученикам своим ноги омывал. Человеку же современному хочется сложных, иерархических систем и ответов. Церковные правила и заповеди кажутся ему слишком примитивными, созданными для невежественных. Но чтобы получить плод, нужно вспахать землю и только тогда вложить в нее семя. Нужно включиться в ритм жизни церкви. Церковь – это правда, истина вселенская. Человек, находясь в этом ритме, подобен плывущему на корабле. И он приплывет, куда нужно. Соблюдая внешний устав церкви, человек готовит свою душу к приему семени Божьего. Душа, как и тело, требует постоянного ухода за собой. Вернувшись домой, вы моете руки. Через какой-то промежуток времени принимаете ванну или ходите в баню. Так и с душой. Дома вы можете молиться. А потом надо идти в церковь, чтобы очистить душу через исповедь и покаяние.

Однажды ко мне пришла прихожанка, живущая по улице Промышленная. Это частный сектор, улочка узкая. Прихожанка пожаловалась: она водит внучку в детсад, и зимой или ранней весной для того, чтобы пропустить встречную машину, им приходится заходить в сугроб. В обувь набивается снег, ноги потом мокрые, прихожанку это так сердит, что она в церковь не может идти. Я спросил: «А внучка так же психует?» - «Нет, она садится в снег и смеется». – «Вот, - говорю, - два человека идут одной дорогой. Почему один сердится, а другой радуется? Да потому что человек создан по образу и подобию Божьему. Соответственно, человек имеет три ипостаси: мужчина, женщина, ребенок. И ребенок имеет ангельский чин. Ему все благодать, все хорошо – снежок, дождик, поездка на трамвае… Когда человек становится верующим, эта благодать возвращается и даже болезнь его не томит.

Сергей Зюзин.

Фото из архива о. Александра и Натальи ШУЛЕПИНОЙ.