Ценз жизни

— Так Вы — за то, чтобы убивать малышей?

— Это не ребёнок, это эмбрион, — в голосе девушки, отказавшейся подписаться под обращением, не было агрессии. Спокойная убеждённость в своей правоте.

— А как же без абортов в наше время? Сейчас ведь вон какая, ситуация-то экономическая: зарплата маленькая, цены растут! — люди преклонного возраста на мою просьбу подписаться под обращением к президенту за запрет абортов начинают говорить лозунгами, как на митинге.

— Чего нищету-то плодить, — завершает пенсионерка свой спич ставшим почти фольклорным народным изречением, перекладывая из одной руки в другую полную сумку продуктов. Акция по сбору подписей проводилась около многолюдного супермаркета, где даже в будние дни народа немало.

— Следуя вашей логике, нам надо уничтожить пенсионеров, на которых государство затрачивает немалую часть бюджета — накладно же?! А освободившиеся средства направить на помощь молодым многодетным семьям — пользы-то сколько будет! Ведь экономически это — очень выгодно!

Стихийно, в пылу обсуждения найденный довод об экономической «невыгодности» людей пенсионного возраста, действовал на сторонников аборта как весомый контраргумент. «Работа с возражениями», — усмехнулась я про себя. На самом деле, это первое, что логически напрашивалось вслед за предложением убивать младенцев — избавиться от стариков. Согласиться с тем, что ради социального благосостояния общества можно пожертвовать жизнями пенсионеров, пожилые оппоненты не могли: «Ну не живодёры же мы, в самом деле!»

Общество душегубов?

«А как на Руси называли убийц? Ах, да, душегубами! Какое точное слово!» — вдруг вспомнила я. И как оно обличает наше современное общество — общество просвещенных людей, живущих в цивилизованном демократическом мире, в котором права женщин, афроамериканцев, избирателей и домашних животных компактно и мирно соседствуют с правами геев и служителей сатанинских культов. И даже малышей в утробе называют по-медицински отстранённо —«эмбрионами», и награждают правом на смерть. Приводят приговор в исполнение силой государственного авторитета, подкреплённого либерально-экономическим мышлением, научными достижениями медицины и равнодушным отношением к духовным ценностям.

Можно ли осуждать мамочку, заботливо прикрывающую рукой от солнца головку малышки, мирно заснувшей в детской колясочке, которая спокойно рассуждает об эмбрионе, искренне не понимая смысл тезиса «аборт — это убийство»? Можно ли негодовать на холодный жёсткий взгляд куда-то спешащих, хорошо одетых женщин, когда они слышат нашу просьбу о подписи и, возможно, усматривают в ней обличение своему соделанному когда-то греху детоубийства? Можно ли осуждать словоохотливых пенсионеров, с таким азартом вступающих с православными волонтёрами в дискуссию, и сетующих на трудную жизнь, каждый из которых, скорее всего, вырастил и поставил на ноги детей, а сейчас нянчит любимых внуков?

«Всякий пред всеми за всех и за всё виноват…»

Так утверждал Достоевский устами старца Зосимы в великом романе «Братья Карамазовы». Но если нам вздумается осуждать сторонников аборта, то вину за аборты нам придётся разделить вместе с обществом, в котором мы живём, частью которого являемся, и ответственность за которое не можем, именно по этой причине, не разделять хоть в какой-то степени.

Я в глубине души всегда скептически относилась к возможности переубеждения людей при помощи раздачи буклетов и листовок. И к активистам в «окровавленных» белых медицинских халатах, стоящих с плакатами шокирующего содержания перед городскими абортариями, относилась негативно. Фоторепортажи с подобных противоабортных акций угнетали моё эстетическое восприятие, при этом смысл и посыл подобных мероприятий моё равнодушное сознание воспринимать отказывалось. Я самоустранялась от этой проблемы, суть которой — узаконенное убийство младенцев. Могу ли я утверждать, что в том, что Россия занимает 1-е место в мире по числу умерщвляемых ежегодно в утробе матери детей, нет доли и моей личной вины? Для меня сейчас ответ очевиден…

Тех, кто с готовностью откликался на наше предложение поставить подпись за законодательный запрет абортов, было тоже немало. Среди них были и мамочки, и молодёжь, и отцы семейств, и пенсионеры. Очень одобрительно к акции относились православные и мусульмане. За один день нам удалось собрать около сотни подписей. И хотя это неплохой результат, смысл нашей акции был всё-таки в другом. Противоабортные акции — это возможность создания площадки для общественной дискуссии по этой проблеме. Это информационно-ментальная волна, которая, если поднять её соборно, повсеместно, способна накрыть собой вавилонскую башню клеветнических внушений князя мира сего, обнуляющего в глазах сынов человеческих ценность загубленных ими душ. Это способ всем миром противостоять ложной аргументации зомбированных ошибочной общественной установкой людей. Это наш долг перед миллионами нерождённых. Перед собственной совестью. Перед Богом.

В Нижнекамске ежегодно 14 октября, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, проходит многолюдный крестный ход, объединяющий молитвенным кольцом все храмы города. 1 июня православная молодёжь города совершила нечто подобное — своим велопробегом, маршрут которого объединил нижнекамские храмы, она поддержала общероссийскую акцию, ставшую своеобразным крестным ходом за право на жизнь. За право не называться обществом душегубов.