Новости Татарстанской митрополии

Адрес сайта Татарстанской митрополии - www.tatmitropolia.ru 

 

Источник информации: Татарстанская митрополия
26 Октября 2015

История обители и чудотворной Смоленской иконы

История возникновения Седмиезерной пустыни поразительно напоминает историю Раифской. В 1613 году последнюю основал иеромонах Филарет; в 1615 году другой иеромонах, Евфимий, поселился в такой же глуши на речке Солонке, в районе Семи озер — в 17 километрах к северу от Казани. И о том, и о другом подвижнике мы, к сожалению, очень мало что знаем. Знаем только, что родом отшельник Евфимий был из Великого Устюга. Что пришел он в Казань вместе с братом, мирским человеком, приехавшим сюда на новое жительство «устраивать домашние дела». Место подвижничества отцу Евфимию подсказали жители Казани в ответ на его расспросы. Поначалу он нес уединенный подвиг, но очень быстро это место превратилось в крупную мужскую обитель: столп света от земли до неба предвозвестил это Евфимию еще в начале его пребывания здесь, в одну из ночей.

Уже в 1640-46 годов тут был построен каменный Вознесенский храм: редкий пример каменного строительства не через несколько десятков лет после образования монашеской общины, а всего через 25-30 лет. То есть за жизнь всего одного поколения, к середине XVII века монастырь становится богатым и известным. В 1668 году в нем возводится, рядом с Вознесенским, крупный соборный храм во имя Смоленской иконы Божией Матери (в 1710 году обновлен и освящен заново). Вот об этой-то иконе, которой храм посвятили, пойдет особая речь.

Второе ее название — Седмиезерная. Чудотворная икона связана с историей Кизического монастыря и Петропавловского собора. В Петропавловском храме эта святыня находится в наши дни, Кизический же монастырь был основан на месте встречи ее жителями Казани в 1654 году, когда икону принесли для спасения города от моровой язвы. В центральных городах России уже погибли сотни тысяч человек.

«Между тем зараза из Москвы распространилась до Волги, — пишет автор известного «Сказания о Седмиезерной Богородицкой пустыни...» (XVII в.), — до городов Ярославля, Костромы, Нижнего Новгорода и до других многих мест. И в этих городах и селах погибло так много народа, что один только Бог знает. Некоторые села до конца запустели, так что не осталось в них ни одного человека... Не менее ужасное хочу поведать любви вашей и о славном городе Казани. Ибо прогневшся Зиждитель и на этот город за грехи наши... и если бы не предстояла, молясь за нас к Сыну Своему, Матерь Божия, то он запустел бы...».

Как спасшая город Смоленская икона появилась в Седмиезерной пустыни? Основатель пустыни инок Евфимий в 1627 году был переведен Преосвященным митрополитом Матфеем в казанский Благовещенский собор. Но и находясь на служении в кафедральном соборе, «преподобный», как именует его то же «Сказание», не забывал о братии и в утешении и благословение решил передать в пустынь образ Богоматери Одигитрии, взятый им еще из Устюга, «из отеческого дома». Т.е., чудотворный образ когда-то был домашней иконой подвижника Евфимия. Четверть века после того икона пребывала в пустыни, пока о ней не вспомнили во время эпидемии 1654 года: монахине Мавре из Казанского Богородицкого монастыря явился вещий сон, что именно через эту святыню придет помощь и избавление.

Крестный ход из Седмиозерки в Казань спас город от моровой язвы, которая пошла на убыль, а два года спустя, после повторного принесения иконы в Казань, совсем прекратилась. Это навеки прославило Смоленскую Седмиезерную икону, сделав ее второй святыней нашего края после иконы Казанской. С тех пор вот уже 350 лет этот образ покровом Божией Матери осеняет и Казань, и всю епархию. Видимое всем знамение явилось тогда же: «когда обошли с иконою вокруг города, тогда стала как бы некая преграда от гнева Божия. Ибо за городом собрались мрачные тучи, а над городом светло сияли лучи солнечные».

В воспоминание этого чуда, до самой революции ежегодно 25 июня икона приносилась из пустыни в Казань и оставалась там в течение месяца. Всеми датами переноса из храма в храм как бы повторялись каждый раз благодатные события того первого крестного хода. 27 июля (9 августа по н.ст.) икона возвращалась в Седмиезерную пустынь — на самое главное, престольное торжество монастыря, ибо 10 августа вся Россия празднует день Смоленской иконы Божией Матери.

Восемнадцать наиболее памятных чудес (всего же подсчитать их, разумеется, немыслимо) называет «Сказание», дополненное с XVII века и доведенное новым повествователем до 1804 года включительно. Среди них самые удивительные:

— прозрение слепорожденной девицы из Симбирска;

— прозрение также слепорожденной 5-летней девочки из Казани — еще во время первого принесения в город иконы;

— исцеление парализованной и отсохшей руки иерея Филиппа из Свияжска и вывихнутой ноги 4-летнего мальчика Василия из того же Свияжска;

— исцеление от беснования свияжской жительницы, давшей после избавления обет монашества.

Но самым удивительным в историческом плане свидетельством стала следующая собственноручная запись об исцелении (1804 г.): «что сие означение есть истинное, в том свидетельствую — казанский комендант, генерал-майор и кавалер Кастеллий». К молебну пред иконой Стефана Николаевича Кастеллия несли четыре человека — из-за давней болезни ног он не мог самостоятельно передвигаться. Через несколько дней он уже свободно ходил. Для паломничества в пустынь, требующего временного оставления своих обязанностей, столь высокопоставленному чиновнику понадобилось даже специальное Высочайшее разрешение.

Не менее известным в XIX веке стал случай исцеления игуменьи Казанского Богородицкого монастыря Досифеи от тяжелого ревматизма спины и правой руки. Функции руки восстановились по молитве пред Седмиезерной иконой в 1855 году, а на следующий год игуменья смогла совершить первый земной поклон перед Владычицей: страшные боли в позвоночнике прошли.

Икону во время крестных ходов принимали у себя в домах жители Казани и многих-многих окрестных сел, через которые ее торжественно проносили.

Еще одно поразительное исцеление парализованной девушки в престольный праздник засвидетельствовал не кто-нибудь, а «пролетарский» писатель А. М. Горький, известный нам всем со школьной скамьи как убежденный атеист... но когда-то, в молодости, бывший искренним богоискателем. Как только не меняет людей судьба!

«Велик народ русский, и неописуемо прекрасна жизнь!

В Казанской губернии пережил я последний удар в сердце, тот удар, который завершает строение храма.

Было это в Седмиезерной пустыни, за крестным ходом с чудотворной иконой Божией Матери: в тот день ждали возвращения иконы в обитель из города, — день торжественный. Стоял я на пригорке над озером и смотрел: все вокруг залито народом, и течет темными волнами тело народное к воротам обители, бьется, плещется о стены ее — нисходит солнце и ярко-красны его осенние лучи. Колокола трепещут, как птицы, готовые лететь вслед за песнью своей, и везде — обнаженные головы людей краснеют в лучах солнца, подобно махровым макам.

У ворот обители — чуда ждут: в небольшой тележке молодая девица лежит неподвижно; лицо ее застыло, как белый воск, серые глаза полуоткрыты, и вся жизнь ее — в тихом трепете длинных ресниц.

Подходят люди, смотрят больной в лицо, а отец мерным голосом говорит, тряся бородой:

— Пожалейте, православные, помолитесь за несчастную, без рук, без ног лежит четвертый год; попросите Богородицу о помощи, возместится вам Господом за святые молитвы ваши, помогите отцу-матери горе избыть.

Видимо, давно возит он дочь по монастырям и уже потерял надежду на излечение...»

И вот — описание самого чуда:

«Тогда все вокруг охнуло, — словно земля медный колокол и некий Святогор ударил в него со всей силой своей, — вздрогнул, пошатнулся народ и смешанно закричал:

— На ноги! Помогай ей! Вставай, девушка, на ноги! Поднимайте ее!

Мы схватили девицу, приподняли ее, поставили на землю и держим легонько, а она сгибается, как колос на ветру, и вскрикивает:

— Милые! Господи! О, Владычица! Милые!

— Иди, — кричит народ, — иди!

Помню пыльное лицо в поту и слезах, а сквозь влагу слез повелительно сверкает чудотворная сила — вера во власть Его творить чудеса. Тихо идет среди нас исцеленная, доверчиво жмется ожившим телом своим к телу народа, улыбается, белая вся, как цветок, и говорит:

— Пустите, я — одна!

Остановилась, покачнулась — идет...

У ворот обители перестал я видеть ее и немного опамятовался, смотрю вокруг — всюду праздник и праздничный гул... в небе ярко пылает заря, и озеро оделось багрянцем ее отражений.

Идет мимо меня некий человек, улыбается и спрашивает:

— Видел?

Обнял я его и поцеловал, как брата после долгой разлуки, и больше ни слова не нашлось у нас сказать друг другу; улыбаясь, молча разошлись».

Неудивительно, что пустынь, осененная такой великой благодатной силой Пресвятой Богородицы, росла, расширялась и процветала. В отличие от других обителей епархии, она за 300 лет от основания до революции почти не знала периодов серьезного упадка. Несколько десятков человек насчитывала ее братия как до реформы 1764 года, так и в XIX веке, когда число подвизающихся, вместе с послушниками, в этом формально «третьеклассном» монастыре доходило до ста. Это был тогда самый большой по числу братьев мужской монастырь Казанской епархии — и лишь в самом конце XIX века он уступил первенство молодому Михаило-Архангельскому монастырю Козьмодемьянского уезда (ныне — территория Марий Эл).

К рубежу XIX-XX вв. архитектурный ансамбль Седмиезерной пустыни по великолепию не уступал Раифскому. Еще более высокая колокольня вознеслась здесь над вратами: ее нижние ярусы по форме и размерам практически совпадали с раифскими, но на один ярус у нее было больше. И Седмиезерная колокольня была чуть постарше — 1879 года. Ее тоже венчали часы. Колоколов насчитывалось 11.

В самом центре монастырского прямоугольника величественно белел собор во имя Смоленской иконы Божией Матери — хранитель главной святыни обители. Его кувшинообразный купол, в стиле украинского барокко, удачно сочетался с малым куполом стоящей южнее Вознесенской церкви, что была примерно вдвое ниже. И собор, и церковь внешне почти не менялись с XVII века, когда их соорудили.

К северу же от собора — все на одной линии — в 1899 году возвели храм во имя преподобного Евфимия Великого и святителя Тихона Задонского (архитектор — Ф.Малиновский). Инициировал эту постройку и собрал все средства на нее великий старец преподобный Гавриил Седмиезерный — во исполнение своего обета о вечном поминовении усопших. Этому предшествовало его чудесное видение еще во время болезни — вот как сам старец впоследствии рассказал об этом:

«Вижу я нашу Седмиезерную пустынь, что она со всех сторон и на всем пространстве, насколько я мог видеть в длину, ширину и высоту, по всему воздуху, начиная от земли, окружена рядами умерших. Мне казалось, что покойники стояли, наклонив ко мне головы, как бы что-то прося у меня. Выше их тоже рядами стояли праведники, и, прямо скажу, все воздушное пространство было переполнено ими. Тут преподобные и монашествующие, повыше — мученики и мученицы, тоже рядами: и еще выше — священноиноки, святители, апостолы, пророки... На самой же высоте — огненное, светло-эфирное, ласкающее Пламя. И взоры всех обращены к Нему. Из святых кто-то спросил: «А что, нужно ли нам взять к себе иеросхимонаха Гавриила?» Вот послышался голос из рядов святительских, и именно святителя Тихона Задонского, голос которого я слышал ясно и видел его самого: «Нет, рано еще, он обещал молиться об умерших. Пусть помолится...» А мне жаль было расставаться с великим множеством святых, но я чувствовал себя и недостойным этого. Многих из представившихся мне покойников я узнал: тут были давно умершие родные мои, о которых я уж и забыл. После этого видения я сию минуту записал имена их всех и стал поминать и молиться по силе моей, сколько мог».

Примечательно, что только эта поминальная церковь и сохранилась сейчас из шести храмов обители. Революция страшно опустошила Седмиозерку — гораздо больше, чем Раифу. От великолепного Смоленского собора остался только цокольный этаж, превратившийся в подобие кургана. Лишь на востоке из массивных камней вырисовываются бывшие алтарные выступы, да кое-где проглядывают детали прекрасного кирпичного «узорочья» XVII века. Даже по развалинам можно судить, насколько величественным был главный храм. Совсем ничего не осталось — даже фундаментов, — от Вознесенской церкви и великой колокольни. Пересохли озера, когда-то омывавшие монастырский прямоугольник с трех сторон, как маленький полуостров — отпала необходимость в том живописном мостике, который мы видим на старинных литографиях пустыни перед ее колокольней с воротами. Да и сами главные ворота сейчас — с противоположной стороны: с севера, а не с юга.

Но возрождение хотя бы и одного Божьего храма является залогом грядущего возрождения всего былого величия... Несколько лет назад руины монастыря, разграбленного в 1918 году и окончательно закрытого в 1927 году, были наконец возвращены Церкви. Новая братия монастыря во главе с наместником игуменом Германом сначала собиралась на богослужения во временном храме, что обустроили в жилом 2-этажном корпусе.

К юбилейному же 2000 году был окончательно восстановлен храм свв. Евфимия Великого и Тихона Задонского — тот самый, бывший поминальный.

Издалека, еще за километр до Семиозерки, виден его небесно-голубой купол на фоне стены леса. Как искорка, мерцает на солнце святой крест. Сам храм, пасхально-красный, издалека чуть розовеет в дымке: единственная живая свечка, празднично озарившая широкую долину.

Очень похож весь этот пейзаж на окрестности источника Серафима Саровского на речке Сатис, в получасе езды от Дивеево. Кажется: те же самые дивные-дивеевские места! Та же темно-зеленая стена леса, встающего над полем: леса, кажущегося еще выше из-за склона, на котором он растет. Точно так же скромно ютится на самой опушке главная святыня: часовня преп. Серафима и купальня — там, Евфимиевская церковь — здесь. Так же ведет к святыне дорога через быструю речушку: Сатис там, Солонку — здесь. Да и сам дух двух великих преподобных, видимо, очень похож: Серафима Саровского и Гавриила Седмиезерного.

Невольно сравниваешь эти места, конечно, еще и с Раифской пустынью — хотя они, надо признаться, очень разные.

Природное окружение Седмиезерного монастыря — такое же нерукотворное чудо. Только здесь лес — преимущественно лиственный, а не сосновый (впрочем, и тут попадаются одиночные сосны в несколько обхватов). По дороге к Ближнему святому ключу — в 1 км от обители, — попадаются тополя какой-то необыкновенной высоты и ширины. Тополя, еще сохранившиеся чудом в отдельных старых уголках Казани — просто карлики по сравнению с ними: ниже их раза в два... Здесь, видя все это, легко веришь в сказание о древнем, совершенно необъятном дубе, у которого язычники-марийцы приносили в жертву коней и волов, и все ветви его были увешаны сырыми шкурами забитых здесь животных. Это было до основания монастыря.

Инок Евфимий тогда стал свидетелем чуда, за которое возблагодарил Бога: «Однажды, когда они пришли совершать свой скверный праздник, внезапно небо омрачилось, сделалась буря, раздался гром, страшная молния ударила в дерево и, сокрушив его, сожгла до самого корня...» Жертвоприношения с тех пор прекратились.

Сам святой ключ расположен в овраге с извилистой быстрой речкой на дне. Над потоком стеной возвышается живописный склон — не глинистый, а белый известняковый... очень похожий на крутые волжские обрывы. Из этой кручи, примерно с середины его высоты, и бьёт из трещин вода. По специальному наклонному желобу над речкой — «римскому акведуху» в миниатюре, — она стекает в часовню (до революции на месте часовенки стоял каменный Скорбященский Богородицкий храм 1884 года). Чистейшая ледяная вода по вкусовым качествам даже превосходит раифскую. Она содержит повышенное количество серебра и обладает целебными свойствами, даже с точки зрения беспристрастной науки. По благодати же Божьей, чудесные исцеления здесь не прерывались веками. К источнику постоянно ездили люди даже в советское время, когда сам монастырь был закрыт и разрушен.

Еще минут 40 ходьбы вверх по той же речке — и мы у Дальнего святого ключа. Или, как его еще называют, источника матушки Анисии — подвижницы, упоминаемой в «Сказании...» XVII века: она поселилась здесь в уединении на 20 лет раньше инока Евфимия. Когда он пришел, она засвидетельствовала, что давно слышала в этом месте ангельское пение и колокольный звон — именно это окончательно утвердило нового пустынника в мысли, что Богу угодно основать здесь обитель.

Монахиня Анисия похоронена возле ключа и своих «грядок», которые, как верит народ, также несут исцеление всем, кто к ним с молитвой припадает — передается пророчество о том самой древней подвижницы, хотя никаких письменных свидетельств об этом не сохранилось.

Люди окунаются в специальной небольшой купальне, сооруженной при Дальнем источнике. В наше время здесь зафиксированы случаи исцелений даже от онкологических заболеваний в поздних стадиях... Поистине, по нашей вере Богом даются чудеса!