Причал молитв уединенных

Дивное место, созданное самой природой на высоком берегу озера Средний Кабан, выбрал в 1665 г. митрополит Казанский и Свияжский Лаврентий II [1] для строительства Казанского Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. По приказанию патриарха Никона началось строительство деревянного мужского монастыря по образцу Истринского Ново-Иерусалимского в Подмосковье.

Основное каменное строительство монастыря развернулось на рубеже XVII-XVIII вв., когда были возведены Воскресенский собор с колокольней, надвратная церковь Тихона Амафунтского, монастырские кельи и службы, а территория была обнесена кирпичной оградой с башенками-пинаклями. С этого времени в Воскресенском монастыре стали проживать казанские митрополиты.

При монастыре было большое хозяйство: гумно, овины, молотильные сараи, амбары, маслобойня, скотный и другие хозяйственные постройки, сад, огороды, теплицы. После секуляризации в 1764 г. монастырь оказался за штатом и практически был закрыт. Святая обитель стала местом постоянного проживания казанских митрополитов только с 1789 г., митрополит Вениамин[2] переехал из казанского кремля в обитель и с этого времени весь комплекс стали называть загородным архиерейским домом. Но этому предшествовали события, связанные с осадой Казани пугачевцами.

Екатерина II, чувствуя свою вину перед Вениамином за то, что в октябре 1774 г. он был ложно обвинён в сотрудничестве с бунтовщиком Пугачевым и провёл  несколько месяцев в казанском остроге, выделила на обустройство дома крупную денежную сумму. Монастырский ансамбль отчасти возводился по чертежам умершего к тому времени видного представителя русского барокко, известного архитектора Варфоломея Растрелли (1700 — 1771)  под  руководством  казанского  зодчего  Василия  Кафтырева (1731/33 — 1807).[3]

Императрица лично ознакомилась с делом, которое вёл председатель следственной комиссии генерал П.С.Потёмкин (троюродный брат светлейшего князя Г.А.Потёмкина-Таврического). В изоляции Вениамин пробыл три недели. Найдя митрополита невинно оклеветанным, она Указом Синоду повелела Вениамина «именовать митрополитом казанским и носить белый клобук».

Затем собственноручно написала ему следующее письмо:

«Преосвященный митрополит казанский Вениамин! По приезде моем в Москву, первым попечением было для меня рассмотривать дела бездельника Аристова[4] и узнала я к крайнему удовольствию моему, что невинность вашего преосвященства совершенно открылась. Покройте почтенную главу вашу сим  отличным знаком чести (т.е., белым клобуком); да будет он для всякого всегдашним напоминовением торжествующей добродетели вашей; позабудьте прискорбие и печаль, кои вас уязвили; припишите сие судьбе Божией, благоволившей вас прославить по несчастных и смутных обстоятельствах тамошнего края; принесите молитвы Господу Богу; а я с отменным благожелательством есмь Екатерина».[5]

Возможно, письмо было продиктовано и теми теплыми впечатлениями, оставшимися в памяти императрицы от пребывания Казани в мае 1767 г., и в частности посещения архиерейской дачи.[6]

В 1789 — 1830 гг. загородный дом являлся административным центром епархии, позже, после восстановления дома архиереев в кремле, обитель служила казанским архипастырям местом летних отпусков.[7] Время не пощадило зданий, но это — единственный в Казани монастырский комплекс, сохранивший в основном изначально задуманную архитектурную целостность.

К сожалению, архив загородного Архиерейского дома в годы революционного лихолетья XX столетия был полностью уничтожен.[8] Поэтому исследователи не в состоянии сегодня проследить историю святой обители, восстановить имена монашествующих и, в частности, лиц, погребенных на монастырском некрополе. Об этом же свидетельствует Наталья Троепольская (правнучка профессора Казанской Духовной академии И.М. Покровского),  в своей статье «Научно-реставрационное обоснование комплекса Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря».[9]

Для современных изысканий основным источником при изучении истории комплекса монастыря может послужить капитальный труд И.М. Покровского.[10] Однако в нём также нет упоминаний о захоронениях на монастырском некрополе.

Известно, что этот высокий холм, с незапамятных времен называвшийся «Едемским островом», ещё задолго до освоения его православными монахами пользовался почтительным уважением со стороны местного татарского населения.

В конце XIX — начале XX вв.  казанскими лингвистами были прочитаны надписи на двух каменных могильных плитах, лежащих: одна — у надвратной церкви Тихона Амафунтского,[11] другая — около колокольни Воскресенского собора, выполненные арабским шрифтом. Надгробия были установлены на княжеских булгарских захоронениях и датируются второй половиной XIII века.[12] В настоящее время эти плиты хранятся в Национальном музее Республики Татарстан.

Само монастырское кладбище находилось южнее Воскресенского собора. Рядом с ним в первой половине XIX века была построена деревянная часовня, снесенная в советские годы. Автору из достоверных источников известны два захоронения монастырского некрополя.

Здесь упокоился известный казанский масон и вольнодумец Полянский Василий Ипатович (1742 — 1800/01). Поклониться его могиле приходили не только из Казани, но приезжали и издалека.

Это была яркая,  самобытная и незаурядная личность. Казанский дворянин, военный чиновник в Сибири. В 1771 — 1772 гг. по поручению правительства совершил заграничную поездку в Швейцарию и Италию, во время которой познакомился с Вольтером. После возвращения в Россию был назначен секретарём Петербургской Академии художеств (1772 — 1778 гг.), работал в комиссии по составлению законов.

В дальнейшем жизнь Полянского круто изменилась. По видимому, за дерзкое высказывание о Екатерине II Сенат  приговорил его к отсечению руки. Приговор был отменён, но Полянский вынужден был уехать из Петербурга. С 1779 он советник губернского правления в Могилёве, ближайший помощник графа Захара Чернышёва.

В 1781 вышел в отставку и с той поры жил в своём имении Пановка Лаишевского уезда, что в 29 верстах[13] от Казани, которое в дальнейшем перешло к Юшковым.[14] В конце 80-х годов ненадолго возвращался на службу. Во время европейского путешествия, а также проживая в Казани собирал библиотеку. Часть книг (298 названий в 693 томах) была им подарена Первой Казанской мужской гимназии (дарственная от 26 ноября 1798 г.). В частности, в ней имелись книги на иностранных, преимущественно на французском языке, — 270 сочинений, в т.ч. издания XVIII века по философии, истории, филологии (сочинения Вергилия и Плутарха, И.Г. Гмелина, шведского офицера Ф.-И. Страленберга, бывшего в России в плену, французского просветителя Ш. Монтескье, английского поэта Дж. Мильтона, сочинения Б. Фонтенеля. Впоследствии библиотека Полянского наряду с книжным собранием Г.А.Потёмкина составили основу формирования будущей библиотеки императорского Казанского университета.[15]

Василий Полянский был погребен в фамильном месте упокоения рода Юшковых, слева от входа в парк, за алтарём Воскресенской церкви.[16]

Вплоть до начала XX столетия (а по некоторым косвенным источникам даже до 1920-х годов) над его могилой сохранялась чугунная плита, на которой была отлита следующая надпись:

«Под сим знаком лежит прах надворного советника Василья Ипатова сына Полянского, возродившегося в 1784 году, ноября 23 дня; а всех лет жития его было пятьдесят девять, восемь месяцев и 5 дней. Ты, читатель, воздохни к Вышнему и умиленно помолись Господу Иисусу Христу. Аминь».[17]

Его младшая сестра Марфа (1758 — 2 февраля 1822) была замужем за казанским прокурором Романовым. Погребена на кладбище Свято-Введенского Кизического мужского монастыря.[18]

Лучшим из  памятников первой половины XIX века П.М. Дульский признаёт сооружение над могилой Н.И. Юшковой. «Памятник, как пишет исследователь, главным образом интересен своим барельефом, композиция и техника которого заставляют предполагать, что выполнял эту скульптуру незаурядный мастер».[19]

Юшкова Наталья Ипатьевна († 1815) являлась сестрой Василия Ипатовича Полянского и женой председателя казанского верхнего земского суда Юшкова Ивана Иосифовича († 1811). Она была матерью Владимира Ивановича Юшкова (1789 — 1869)[20] — мужа родной тётки Льва Николаевича Толстого Пелагеи Ильиничны (1797 — 22 декабря 1875).

В их семье родилось девять детей — пять сыновей (Николай (1777-1828), Александр (1780-1828?),[21] Иван (?), Иосиф (1788-1849),[22] Владимир (1789-1869) и четыре дочери — Екатерина, Мария и Надежда. Имя одной из них исследователями пока не установлено.

Н.Ильминский, а вслед за ним и Н.П. Загоскин отмечают, что до захоронения Полянского  за алтарём Воскресенского собора уже покоилось несколько членов семьи Юшковых. Исследователям ещё предстоит установить их имена. Подобное утверждает нас в мысли о большой благотворительной миссии, которую семья Юшковых несла по отношению к этой святой обители. Если это так, то становится понятным нахождение семейного некрополя на монастырской территории.

Однако, далеко не все Юшковы были здесь похоронены. Например, Николай Иванович Юшков был погребен на кладбище Свято—Успенского Зилантова монастыря.[23] Там чудом, до наших дней сохранилась могильная мраморная с прожилками плита, на которой выбито:

«Под сим памятником положен гвардии капитан Николай Иванович Юшков, родившийся 1777 года июня 4 дня, скончавшийся 1828 года апреля 3 дня».

Несомненно, на некрополе монастыря погребали священно-служителей и монашествующих, но их имена окутаны пеленой ушедшего времени. Старожилы рассказывают, что до 1950-х годов за алтарём Воскресенской церкви ещё сохранялись могильные камни с именами упокоившихся священников.

Казань тесно связана с периодом становления молодого Льва Толстого, ибо здесь он прожил шесть лет с 1841 по 1847 гг.[24] Из семьи Юшковых будущий писатель был тесно связан с Владимиром Ивановичем, несмотря на их солидную разницу в возрасте в 39 лет. Толстой неоднократно посещал его имение Паново. Так, в августе 1842 года он наблюдал оттуда за дымом, расстилавшимся на горизонте от сильнейшего городского пожара.[25] У В.И. Юшкова в его имении Толстой провёл день 9 мая 1851 года.[26]

Проживая в Казани, Толстой, естественно, посещал и её окрестности. Так, он был в Кизической слободе[27] и в Кизическом Свято—Введенском мужском монастыре и не мог не посетить могилу упокоившегося здесь своего деда, казанского гражданского губернатора Ильи Андреевича Толстого (1757 — 1820).

Известно, что он неоднократно бывал в Зилантовском Свято-Успенском мужском монастыре,[28] и вряд ли пропустил могилу своего двоюродного дяди Николая Ивановича Юшкова.

Он также посетил и архиерейскую дачу, где в тенистом монастырском парке они гуляли вместе с его первой возлюбленной Зинаидой Молоствовой[29] и вряд ли обошли своим вниманием некрополь святой обители, где упокоились его казанские родственники по отцовской линии — Юшковы, и  взор молодых вряд ли прошёл мимо разлапистой сосны, которой в 1847 году было уже 80 лет.

Как считает современный крупный исследователь творчества Л.Н.Толстого Н.И. Бурнашева, казанский период жизни писателя ещё слабо освещён с позиций влияния на его дальнейшее художественное творчество.[30] Думается, что изучение жизни  родственников писателя, особенно Юшковых, а также казанских мест, им посещаемым, принесут много интересных находок и открытий.

Уместно напомнить, что 5 июля 1894 г. архиерейскую дачу посетил о. Иоанн Сергиев Кронштадтский, куда он прибыл, чтобы испросить благословение Казанского архипастыря Высокопреосвященнейшего Владимира[31] на совершение литургии в Благовещенском Кафедральном соборе.[32]

В это посещение о. Иоанн Кронштадтский, встреченный, как и везде, огромными толпами православных почитателей, приложился в Казанско-Богородицком монастыре к чудотворной иконе Казанской Божией Матери, получил из рук настоятельницы игуменьи Серафимы (Воскресенской) изящную копию с этой иконы. Совершил краткий молебен в доме вдовы Хохряковой, отобедал у почётного гражданина Казани, известного купца Дмитрия Ивановича Черноярова, около четверти часа беседовал с викарным епископом Анастасием в Спасо-Преображенском монастыре. И вечером того же дня отбыл из города вверх по Волге.

Архиерейский дом строился по образцу загородных дворцов в комплексе с регулярным парком. Парк монастыря — это памятник садово-паркового искусства и ландшафтной архитектуры второй половины  XVIII века. Аллеи лип и кленов расходятся лучами от центра, постепенно сливаясь с расположенной за парком рощей. Его главная аллея  ориентирована на ось центрального ризалита архиерейского дома. Парк был отделен от центральной площади обители кованой оградой на столбах. Запущенный и бесхозный сегодня, парк по-прежнему сохраняет прорисовку аллей и тропинок в виде двух букв «И» и «Х», что означает Иисус Христос.

На его центральной аллее среди дубов, лип, клёнов и берёз растёт самое старое дерево нашего города — сосна, почти в три обхвата и высотой до 30 метров.[33] Она начала расти  ещё при митрополите Вениамине в 1767 году,[34] в год приезда в наш город императрицы Екатерины II. Сегодня ее возраст насчитывает почти 250 лет. И почему бы в связи с этим событием рядом с ней не установить памятную табличку?

Положительные примеры же есть. Между селами Туркаш и Ятмас Дусай Кукморского района чудом сохранился природный памятник — древний дуб. Он является ровесником Петра Великого и как установили сотрудники Татарской лесной опытной станции, он достиг возраста 330 лет. Дуб — долгожитель растет на территории бывшей Туркашкой корабельной дубовой рощи Абдинского лесничества Мамадышского уезда, ныне Кукморского лесничества Сабинского лесхоза.

Дерево высотой 23 метра и почти в четыре человеческих обхвата. Диаметр дуба на высоте полутора метров от земли составляет 149 см, длина окружности — 458 см Учитывая преклонный возраст дуба, специалисты Сабинского лесхоза взяли его под охрану. По обеим сторонам от единственного в Татарстане дерева — памятника природы поставлены щиты и изгородь.[35]

Обозначен же изгородью и табличкой как самый старый дуб в Кукморском районе, а возможно и в Татарстан, которому 330 лет.

Ново-Иерусалимский монастырь и его некрополь, как и казанские родственники Л.Н. Толстого — Юшковы, ждут своего пытливого исследователя.