Новости Татарстанской митрополии

Адрес сайта Татарстанской митрополии - www.tatmitropolia.ru 

 

Источник информации: Татарстанская митрополия
11 Апреля 2016

Сегодня празднуется память преподобных Марка и Ионы — основателей Псково-Печерского монастыря. Удивительно, но факт: за всю свою пятисотлетнюю историю обитель ни разу не закрывалась. Это значит, что молитвенная жизнь, начатая святым Марком в одной из пещер на холме около ручья, не прекращается.

Ещё удивительнее факт, что под землёй печерского (в переводе — «пещерного») монастыря похоронено около 10 тысяч человек. И не просто закопано, а похоронено по-особому. Деревянные гробы лежат в стенах длинных разветвляющихся пещер. При этом — никакого запаха, хотя погребения происходят до сих пор.

Наконец, ещё удивительнее то, что Псково-Печерский монастырь подарил миру много чудесных людей, о которых Церковь вряд ли когда забудет. Начиная от преподобных Марка и Ионы — до, к примеру, нашего современника архимандрита Иоанна (Крестьянкина).

А книжку, в которой львиную долю сюжетов занимают рассказы о Псково-Печерском монастыре, издали в России тиражом больше двух миллионов экземпляров. Перевели на английский, французский, итальянский, греческий и польский языки. Солнечно-зелёную обложку «Несвятых святых» помнит, наверное, каждый православный в нашей стране. В день памяти основателей удивительного монастыря, кажется, стоит открыть любимые страницы и прочесть маленький отрывок.

«Вообще-то в монастырь мы, в начале восьмидесятых годов, в конце концов не уходили, а сбегали. Думаю, нас считали немножко сумасшедшими. А иногда и не немножко. За нами приезжали несчастные родители, неутешные невесты, разгневанные профессора институтов, в которых мы учились. За одним монахом (а он сбежал, уже выйдя на пенсию и вырастив до совершеннолетия последнего из своих детей) приезжали сыновья и дочери и орали на весь монастырь, что сейчас же увезут папочку домой. Мы его прятали за огромными корзинами в старом каретном сарае. Дети уверяли, что их отец, заслуженный шахтер, выжил из ума. А он просто тридцать лет день и ночь мечтал, когда наконец-то сможет начать подвизаться в монастыре. Мы его прекрасно понимали. Потому что и сами уходили из ставшего для нас бессмысленным мира — искать вдруг открывшегося нам Бога.

Это было почти так же, как раньше мальчишки убегали юнгами на корабли и устремлялись в далекое плавание. Только зов Бога был несравненно сильнее. Преодолеть его не было никаких сил, или, точнее, мы безошибочно чувствовали, что если не откликнемся на него, то безвозвратно потеряем себя. И даже если получим весь остальной мир со всеми его радостями и успехами, он нам будет не нужен и не мил.

Всем нам было страшно жаль, в первую очередь, своих растерянных перед нашей твердостью, ничего не понимающих родителей. Потом, конечно, друзей и подруг, наших любимых институтских профессоров, которые, не жалея времени и сил, приезжали в Печоры «спасать» нас. Нам, и вправду, так становилось их жаль, что мы жизнь готовы были бы за них отдать! Но не монастырь.

Для наших близких все это казалось диким и необъяснимым.

Помню, я уже несколько месяцев жил в монастыре, когда сюда приехал Саша Швецов. Прибыл он в воскресение — единственный в монастыре свободный день на неделе. После чудесной воскресной службы и монастырского обеда мы, молодые послушники, лежали, блаженно растянувшись на кроватях в нашей большой и солнечной послушнической келлии. Вдруг дверь широко отворилась, и на пороге появился высокий паренек, наш ровесник, лет двадцати двух, в «фирменных», как тогда называли, джинсах и дорогущей куртке.

— А вообще мне здесь нравится! Я здесь, пожалуй, останусь! — заявил он нам, даже не поздоровавшись.

«Вот поставят тебя завтра на коровник или канализацию выгребать, тогда посмотрим, останешься ты или нет?» — позевывая, подумал я. Наверное, примерно то же пришло в голову и всем, кто вместе со мной разглядывал эту столичную штучку, залетевшую в древний монастырь.

Саша оказался сыном крупного торгпредского работника, жил с родителями в Пекине, Лондоне и Нью-Йорке и только недавно вернулся в Россию учиться в институте. Бога он узнал с полгода назад. Узнал немногое, но, по-видимому, — самое главное, потому что с того времени стал мучиться от полной бессмысленности всего вокруг и от непрекращающейся неприкаянности, пока не набрел на монастырь. Сразу поняв, что нашел как раз то, что искал, он даже не стал сообщать о своем новом месте обитания родителям. Когда мы упрекнули Александра в жестокости, он сказал, что родители уж точно его не поймут, а батя по-всякому скоро его отыщет. Так и получилось.

Сашин папа приехал в Печоры на черной «Волге» и устроил показательный скандал — с милицией, КГБ, с привлечением школьных друзей и институтских подруг, со всеми привычными для нас инструментами по вызволению из монастыря. Продолжалось это все довольно долго, пока папа с ужасом не убедился, что все напрасно и Сашка не уйдет никуда.

Казначей, отец Нафанаил, пытаясь хоть как-то утешить московского гостя, ласково сказал ему:

— Ну вот, отдадите своего сыночка в жертву Богу. Будет он печерским иеромонахом, еще будете им гордиться…

Я помню, какой дикий вопль огласил тогда весь монастырь:

— Никогда!!!

Это орал Сашкин папа. Он просто еще не знал, что отец Нафанаил был прозорливым, а то бы так не нервничал. Саша, действительно, сейчас иеромонах и единственный из всех нас, бывших тогда, в день его первого приезда в Печоры, в солнечной послушнической келлии, кто остался служить в Псково-Печерском монастыре. А Сашин папа, Александр Михайлович, через десять лет стал работать со мной в Москве в Донском монастыре, а потом и в Сретенском, заведующим книжным складом. На этой церковной должности он и отошел ко Господу, став самым искренним молитвенником и искателем Бога».